Постучали, он откликнулся.
— Мой господин желал бы увидеться с господином Ветром. Если господин Ветер не пожелает еще отдохнуть.
Фигура в сером балахоне едва заметно склонила непокрытую голову. Видимо, хозяин требовал почтения к своему гостю. «Если господин не пожелает еще отдохнуть». Надо же. Они ждали его пробуждения, дали голод утолить без помех, предупредительность не имела границ.
Ветер последовал за слугою. Снова спустился в подземелье. Теперь тереться о стены на узкой лесенке не пришлось. Его повели другой дорогой. Серый давал понять, что вчерашняя встреча с Илчей была неслучайной.
Стихотворца проводили в прежнюю темноту, без долгого ожидания приоткрыли внутреннюю дверь, обнаружив узкую полоску света, и оставили. Ветер, не дожидаясь позволения, сам толкнул тяжелую створку.
Знакомая комната оказалась пустой. Рукописи все так же валялись в беспорядке перед камином. Теперь, имея оставленную хозяином возможность поосмотреться, Ветер неспешно прошелся вдоль стен. Постоял подле шкафа, набитого свитками, потянулся к толстому футляру, привлекшему внимание, развернул. Невежливо по отношению к владельцу, но Ветер не просил такого гостеприимства и потому считал себя свободным от всяких правил. Все пути назад отрезаны, он ничего не терял, вызывая неудовольствие хозяина. Что еще можно потерять?
Это был Стэвир. Бессмертный, Великий — у него много имен. Знаки на растрескавшейся коже старинные, хвостатые, сначала выдавленные или выцарапанные, потом заполненные выцветшими чернилами. И пергамент под стать, необычный: жесткий, толстый, он едва сворачивался, потому и привлек внимание. В Хранилище у Олтрома встречались очень старые рукописи. Но не такие древние.
Ветер не без труда разобрал первые строки, любовно погладил буквы, нанесенные незнакомой рукой. Когда–то он по памяти пересказывал всего Стэвира и ожидал знакомых слов, как друзей, способных поддержать в миг сомнений, но эти стихи явились ему впервые.
Неизвестная рукопись Стэвира!
Он подобрался к самой светильне, и вглядываясь до боли в глазах, принялся дальше разбирать написанное. Скоро забылось все, даже то, что хозяин этой комнаты наверняка поглядывает на него из тайного укрытия. Ветер потерялся в дошедших сквозь время строках. Это сам он лихорадочно царапал букву за буквой, не замечая, как медлителен теперь его труд, как неповоротливы пальцы. Он знал, что свиток этот, как и многие другие до него, останется безвестным, никому не нужным и непонятным. Уже давно за ним не приходят, не зовут… Потому что он сам давно не отвечал никому согласием, устал от толпы, от криков. От славословия, равно как от благосклонного внимания. От людей. Маленький домик на утесе — все, что ему надо в последние дни. За ним только море, безбрежное, бесконечное.
«Знаю, слез моих ценность ничтожна. Губы немы — устали от слов…»
Перед смертью Стэвир был очень одинок.
Ветер задумчиво скатал пергамент, медленно затолкал его в футляр, но выпускать из рук не спешил. Он ни за что не стал бы читать во второй раз, но необыкновенный талант Стэвира и память Ветра сыграли злую шутку: читать, разбирая полустершиеся знаки, уже не было нужды, он помнил каждое слово.
В первый раз он встретился с рукой Стэвира и был вовлечен в водоворот его образов. Обидно, что ему попался не прекраснейший «День Ниаканн», не грозный «Царь горы» или хотя бы «Легенда о Драконе», а именно эти горькие слезы уходящей жизни.
— Вижу, тебе не хочется выпускать из рук столь редкую ценность.
За всем этим возникновение Серого осталось незамеченным, но Ветер ждал подобного.
— Рука Стэвира — вот что имеет подлинную ценность, — он протянул пергамент Серому. — Мне кажется, этот свиток не зря оказался на виду. И если ты желаешь обвинить меня в воровстве… — пожал он плечами.
— О нет, — синие глаза откровенно насмешливо воззрились на Ветра. — Чувство меры мне давно уже не изменяло. С некоторых пор. Но это, — он бережно принял свиток, — действительно не просто так оказалось на виду. И предназначалось для тебя. В дар. Однако я и представить не мог, — плавно указал он на кресло у камина, — что ты позволишь своему любопытству зайти так далеко и сам набредешь на это сокровище. Определенно, ты отличаешься незаурядной смелостью. В очередной раз Нимоа указывает на тебя.
— Смелостью? Скорее, безвыходностью положения. На что же еще указывает Нимоа? — устало спросил Ветер, опускаясь в кресло.
Пока Серый не проведет его сквозь лабиринт всех своих загадок, добиться сути от него невозможно.
— Неужели ты не замечаешь очевидного сходства?
— Какого?
— Удивительно, как это ты, с необыкновенной прозорливостью читающий в людских сердцах, остаешься глух к голосу своего собственного.
Ветер промолчал. Помедлил с продолжением и хозяин.
— Ты ведь не только читал? Нечто большее, да? — И в голосе Серого, и в глазах появилась непонятная жадность. — Ты чувствовал? Или видел? — с нажимом спрашивал он.
И то, и другое. И еще больше. Но Ветер молчал.
— Я так и думал, — как мановением руки унесло странное беспокойство хозяина. — Поверь, твоя «Жемчужина» рождает во мне те же чувства. Во всяком твоем творении есть отзвук подобного чародейства, малый или большой. Но Стэвир не отважился открыть людям свой секрет, свою дорогу к обретению могущества.
— И ты думаешь… Стэвир?..
— Ты думаешь, Нимоа так щедро одарил его от рождения? Тогда откуда взялся «День Ниаканн»? — продолжал Серый, отметая запоздалые попытки Ветра прервать его. — Откуда все знают о Слезах Нимоа? Кто, как не он, воспел, приоткрыл секрет? Поверь мне, настоящую Легенду о Жемчужинах служители Драконов хранят с древнейшей поры, видя в ней всего лишь величайшее иносказание… и так далее, не станем утомляться их бреднями. Они превратили ее в миф, но мы–то знаем, что все это чистейшая правда! И Стэвир знал. С его приходом она зазвучала не только в здешних коридорах, а для всех, и Драконы стали ближе простому человеку…
— Те времена слишком давно ушли, чтобы ты мог с уверенностью…
Серый взмахнул рукой, жестко обрывая Ветра.
— Мне ведомо многое. Служители с особым тщанием ведут тайные летописи, и не только в этом Святилище, повсюду. Так что мне известно больше, чем тебе и любому другому, потому что, в отличие ото всех, я знал, что искать в непрерывной вязи слов. Так вот, старая вера ко временам Стэвира уже пережила свой расцвет, но ведь ты учен и, несомненно, знаешь, что именно в те годы все вернулось вновь, и даже сверх того! Это ведь тогда стали вырезать охранных Драконов под сводами зданий, над дверями. Всюду, где в голову взбредет. Служители не препятствовали, видя в этом свою величайшую удачу, они торжествовали. Но это продлилось недолго.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
